Размышления у школьного подъезда («Письма из Переделкина»)
Школяр 10–12 лет «с толстой сумкой на ремне» и в новеньких джинсах «голоснул» у поворота на Ново-Переделкино. Я притормозил.
– Ну, пошел же, ради бога!
Небо, ельник и песок –
Невеселая дорога...
Эй! Садись ко мне, дружок!
Дружок радостно устроился на переднем сиденье и со светской небрежностью попросил закурить.
...Пока мы с умным видом толкуем о реформировании (или, если угодно, модернизации) российского образования, наши дети решают эту проблему по-своему. Ежеминутно они демонстрируют нам ту непреложную истину, что образование (а тем паче воспитание!) не есть область чистой педагогики. Этот замечательный процесс всегда сопряжен с глобальной общественной атмосферой, с тем умонастроением, которое доминирует «в миру» – вне школьных и университетских стен.
Деградация общества и деградация государства не могли не обрушить всю систему культурных приоритетов – от «В лесу родилась елочка...» до «Я входил вместо дикого зверя в клетку...». Массовая культура – с ее агрессивной невежественностью, клиповостью, суррогатностью, эстетической безответственностью, апелляцией к «телесному низу» и т.д. и т.п. – вытеснила «просто культуру» на задворки общественной жизни. И когда студент-третьекурсник на вопрос, по каким основаниям, скажем, писателя Григоровича можно отнести к натуральной школе, бодро ответствует, что, очевидно, указанный литератор был «натуралом» (то есть не имел чести принадлежать к сексуальным меньшинствам), профессор уже не падает в обморок, а старается объяснить это невинное заблуждение неординарностью будущего гуманитария и его обращенностью к волнующим современным проблемам. С печальной покорностью профессор выслушивает гипотезу, что Крымская война происходила между Россией и Украиной и что Лев Толстой скончался «где-то в 1918 году». (Тут бы уместно поинтересоваться: как «зеркало русской революции» отразило ее конечное торжество.)
Снижается не только качество исторической памяти (что смертельно опасно для самосознания нации). Страдает даже коллективное чувство юмора, которое является одной из фундаментальных характеристик культуры.
Я люблю приводить студентам одну пушкинскую остроту. Ее автор, узрев за обедом своего приятеля сидящим между Булгариным и Гречем, горестно воскликнул: «Ты, брат, сегодня, как Христос на Голгофе» (то есть поместился между двумя разбойниками). Взрыв молодого смеха сопровождал обычно эти слова. Нынешняя аудитория, казалось бы, имеющая массу возможностей приобщиться к сюжету Нового Завета, пребывает в тягостном недоумении.
Оставим, однако, бедных школяров: они всего лишь дети века сего. Обратимся к наставникам и учителям.
В «Избранных лекциях» (выделено мною. – И.В.) С.-Петербургского гуманитарного университета профсоюзов черным по белому запечатлено: декабрист Никита Муравьев работал над своей конституцией, когда в Америке «уже произошли известные события войны между Севером и Югом». Но даже для малопродвинутого школьника не является секретом, что «известные события» случились никак не ранее 1862–1865 гг., а у «блестящего лектора и серьезного ученого, имеющего право на свою позицию» (так аттестована в ректорском предисловии автор этого бесподобного труда «депутат Государственной Думы» Л.Б. Нарусова) произошла «маленькая неувязка» – войну за независимость она смешала с разразившейся почти веком позже гражданской войной. После таких исторических откровений «шатающаяся табуретка» под ногами стоящих у виселицы петрашевцев (которые, как известно, были выведены на расстрел) воспринимается в качестве милой художественной подробности, демонстрирующей священное право историка на «свою позицию».
Да, прав-таки наш президент, философически посетовавший на исходе прошлой недели, что без образования никуда не деться. Не военной мощью, а именно качеством учебы определяется самостояние государства. Недаром замечено, что австро-прусскую войну 1866 года выиграли прусские учителя. Можем ли мы рассчитывать на какие-либо победы с нашей сегодняшней школой?
Кто спорит – непременной принадлежностью учебного дела должен стать столь излюбленный нами плюрализм. Однако таблица умножения, равно как и периодическая система Менделеева не ведают альтернатив. Правда, это не вполне приложимо к сфере гуманитарного знания. Но и в этой гадательной области науку не следует подменять беллетристикой. Тот факт, что Бастилия была взята 14 июля 1789 года, а, скажем, не месяцем позже, вряд ли подлежит обсуждению. История – предмет не менее точный, чем математика. Иначе почему бы не предложить в качестве «альтернативных учебников» «Новую хронологию» А. Фоменко и Г. Носовского или «Ледокол» В. Суворова: поэмы подобного рода всегда будут волновать «нежный ум».
Школа обязана дать тот минимум знаний, который необходим всем. Глупо предоставлять второкласснику сладкое право выбора: он, безусловно, выберет комиксы. Между тем ему в обязательном порядке надо бы прочитать «Муму». (Разумеется, повзрослев, он волен читать исключительно В. Сорокина: но это – повзрослев.) Есть тексты и есть «мифологические герои», которые объединяют нацию, – они служат общим культурным кодом для разных поколений и разных социальных слоев. Пути взрослых людей расходятся навсегда. Но школа – это совместное прошлое всех, кто только желает говорить на одном языке. Надо – хотя бы в детстве – читать общие книжки: единый учебник относится к их числу. (Подозреваю, что в самые застойные времена суд отказал писательскому начальству в его позорной попытке выселить с дачи Лидию Корнеевну Чуковскую не в последнюю очередь потому, что «тоталитарные судьи» взросли все-таки на «Мухе-Цокотухе».) «Образ Татьяны Лариной» – семейственное предание народа, способного сохранить свою духовную целостность благодаря подобным воспоминаниям. Нелепо насаждать Гоголя, «как картошку при Екатерине». (Тут все зависит от таланта учителя.) Но некий базисный «культурный набор» должен быть навязан ребенку: это sine qua non его культурной самоидентификации, знак данной ментальности, точка единения и преемственности «со всем остальным».
...Искоса поглядывая на своего юного пассажира, я мысленно повторял:
Скоро сам узнаешь в школе,
Как архангельский мужик...
и т.д.
Отрок прервал мои отеческие думы, распорядившись остановиться у зала игровых автоматов.
«Литературная газета», 5 сентября 2001,
колонка «Письма из Переделкина»
|
|
