Прощание с «Независимой»? («Письма из Переделкина»)
Если верить почтальону нашего небольшого, но славного городка (я имею в виду его официальное наименование – Городок писателей), «Независимую газету» выписывают у нас всего два человека: некогда прогрессивный, а ныне занятый более положительным бизнесом драматург и один живой классик, который, будучи таковым, может позволить себе рискованное удовольствие иметь на дому едва ли не всю столичную прессу. В Подмосковье подписка на «Независимую» стоит изрядно: я, например, предпочитал прогуливаться за ней на станцию. Но если почему-либо промедливал и отправлялся к газетному киоску после одиннадцати, «НГ» в наличии уже не оказывалось.
Означает ли уход Виталия Третьякова «конец прекрасной эпохи»? Можно сказать одно: что бы ни произошло, газета, очевидно, будет иной.
В России лицо издания – и в годы цензурных безумств, и в краткие периоды относительных послаблений – определял главный редактор. «Московские ведомости» своим политическим взлетом обязаны «львояростному» М.Н. Каткову. Руководитель «Современника» 60-х гг., когда его журналу начинал грозить «неумолимый рок», был готов принести на заклание собственную музу. «Новое время» – это, конечно, А.С. Суворин. Могучая и сокрушаемая силою обстоятельств личность А.Т. Твардовского навеки запечатлена в исполненной высокого драматизма истории «Нового мира».
«НГ» была основана и руководима более десяти лет Виталием Третьяковым. Свойства его натуры (человеческие, редакторские и т.д.) не могли не сказаться на характере, облике и даже темпераменте созданного им детища.
Белинский говаривал, что репутацию издания так же трудно восстановить, как и репутацию женщины. Журналист может заблуждаться: в конце концов, это ему простят. Для публично беседующего (как некогда для представителя благородных сословий) непозволительна только утрата чести.
«Независимая» была честной газетой. Ее девиз «Без гнева и пристрастия» как бы вступал в неявный конфликт с железной формулой, квалифицирующей печать как самое острое оружие «нашей партии». Кстати, в «НГ» начисто отсутствовал корпоративный энтузиазм, как правило, присущий единственным хранителям истины. (К последним вполне приложимы слова, кажется, Ж.-П. Сартра, что существование другого – недопустимый скандал.) На страницах газеты сталкивались мнения диаметрально противоположные; слово мог получить и твердокаменный коммунист, и отъявленный либерал (как правило, тоже бывший коммунист); любой критикуемый автор мог быть уверен, что его не лишат священного права на ответ.
Возможно, здесь сказались личные склонности главного редактора, важнейшую из которых можно было бы определить как толерантность. Читатель был уважаем: предполагалось, что он не настолько глуп, чтобы не разобраться, о чем толкуют между собой всезнающие политологи и журналисты.
Это не значит, что газета не обладала позицией. Она не присоединилась к общелиберальному ликованию по поводу ельцинского переворота и расстрела парламента. (Мы помним белые цензурные пятна, появившиеся на ее страницах в те октябрьские дни.) Она не плясала на костях рухнувшего в одночасье Союза и не спешила, как это делали недавние функционеры, со сладострастием отречься от культурного наследия минувшей эпохи. (Даже «одиозный» Максим Горький не был сброшен с дрейфующего в сторону общечеловеческих благ парохода современности.)
Не случайно именно на страницах «НГ» подали друг другу руки два непримиримых идейных противоборца – Андрей Синявский и Владимир Максимов.
«НГ» не была интеллигентской газетой. Она была газетой интеллигентной. Она обладала непомутившимся (иначе говоря, здравым) смыслом и, вероятно, поэтому одной из первых вспомнила о существовании у нас собственных национальных интересов.
Можно упрекать «Независимую» за массу грехов, включая некоторое стилистическое занудство, порывы самолюбования, интеллектуальный снобизм и т.д. Но – aut bene, aut nihil.
Виталий Третьяков покинул свой пост достойно – без публичных истерик, воззваний к президенту и обращений к мировому сообществу, никого не обвиняя в своей отставке и не раздувая ее до размеров вселенского бедствия. Что выгодно отличает ситуацию от той, которая возникла в результате недавнего – непристойного с любой стороны – телевизионного скандала.
«Независимая газета» не смогла пребыть независимой лишь от воли того, чьим попечением она выходила в свет. Вряд ли ее владелец, меняя редактора, руководствовался, «погоней за прибылью»: его корысть заключалась в другом.
У нас главных редакторов снимают за направление. Раньше этот неблагодарный труд мужественно принимало на себя государство. Дельвига в 1830 году убрали из «Литературной газеты» за публикацию одного французского стихотворения, вызвавшего недовольство властей. Твардовский был вынужден добровольно покинуть свой пост, не искушая истощившееся терпение членов Политбюро. Ныне судьбу издания решают самым демократическим образом – открытым голосованием. Голосуют, разумеется, акции.
Для той свободной страны, в которой мы обретаемся, это стало в порядке вещей. (Как справедливо заметил негодующим начальникам НТВ скромный капиталист А. Кох, нелогично одновременно бороться с коммунизмом и руководить по его законам отдельно взятой телевизионной компанией.) Но какое-то подспудное чувство подсказывает нам, что так быть не должно. Не надо препятствовать состоятельному лицу в его желании приобрести большой завод или роскошную виллу. Однако на том поприще, о котором ведется речь, количество денег не всегда переходит в качество духа. И поскольку нельзя приватизировать ни информацию, ни культуру, мы, их потребители (т.е. общество в целом), имеем право предъявить собственный счет.
«Душой своею лишь владею...» – меланхолически молвил один стародавний поэт. Запамятовав при этом, что вовсе не он обладает контрольным пакетом.
Интересно: можно ли будет теперь купить «Независимую газету» на станции в Переделкине после одиннадцати часов утра?
«Литературная газета», 20 июня 2001,
колонка «Письма из Переделкина»
|
|
