На заре перестройки окончил МФТИ по специальности «экспериментальная ядерная физика». Научная карьера не сложилась. Пытаться писать стихи начал очень поздно – года четыре назад.
Живет в г. Королев Московской области, заочно учится в Литинституте (семинар И. Ростовцевой). В конце 2007 года должен выйти сборник стихотворений Александра, скорее всего книга будет представлена на выставке Non fiction на стенде ИД «Литературная учеба».

Обсуждение поэтической подборки «Пир во время че» – 20 ноября 2007.
Текст в Word


ПИР ВО ВРЕМЯ ЧЕ


***

Я столько раз проваливался в бездну,
Что научился плавать и летать
Вдоль строчек, продиктованных болезнью,
По лабиринтам белого листа.

Из голосов, что шепчутся в сознанье,
Я самый тихий, как полынь-трава,
Как эхо непостроенного зданья,
Как шторм на полотне «Девятый вал»,

Я дерево, которому не больно,
Когда его на фабрике долбят,
Чтоб сделать стол и блок тетрадей школьных,
И абажур, и кресло для тебя.

В моих садах остановилась осень,
И заткан паутиной небосвод,
Но если ты захочешь и попросишь,
Под первым снегом вишня зацветёт,

И на шипах боярышника вспыхнет
Живая кровь, растаявший рубин –
Моей вселенной солнечные вихри,
Кораллы галактических глубин.


***

Встретимся взглядами в зеркале заднего вида…
Лужи окрасит пыльца.
Помнишь прогулки по берегу острова Лидо
В сумерках цвета свинца?

Помнишь Сан-Марко, где время от крыльев крошится
На компоненты стекла?
Хлеб и тепло убивают свободу, но птицы
Хлеба хотят и тепла.

Так же и мы – драгоценный Грааль свой отдали
Ради банальных вещей.
Помнишь, как жадно топила монетки в канале
Девушка в жёлтом плаще…


***

Солнце в дымке, спят луга.
Исчерпал запас мелодий
Жаворонок. Вдаль уходят
Одинокие стога.

Скоро липы отцветут,
Летний зной пойдёт на убыль,
Ветер поцелует в губы
Львиный зев и бересту.

Но печаль не разогнать,
Будто в этом пейзаже –
Что-то большее… И даже
Тень судьбы твоей видна.


***

Позади малахитовый лес,
Солнце медью ложится на плечи,
Стая ласточек мчится навстречу,
В виражах прижимаясь к земле.

И становится тесно душе
Под июльской оплавленной твердью
И звенит увертюрами Верди
Нестерпимых кузнечиков жесть.

Скоро первые капли падут…
Летней бури всегда ждёшь с волненьем –
Так влюблённые уединенья
И страшатся, и трепетно ждут.

Так устроены наши сердца –
В них блаженство соседствует с болью,
Потому это знойное поле
И грозу мы пройдём до конца.


***

Люблю рассвета розовые трещины,
Когда толпа сжимает нас в объятьях,
Когда самодостаточные женщины
Спешат к своим бухгалтерским занятьям,

Когда эвклидово пространство города,
Распиливают звуками машины,
Когда, как в песне,
холодок за воротом
Несут самовлюблённые мужчины.


Без препинания

дети выросли из крохотных цветков
перестроечными шустрыми врагами
им за вредность выдавали молоко
порнозвёзды с удлинёнными ногами

возвратился из круиза бумеранг
инквизиторским судом и гильотиной
что ж вы граждане не крикнете ура
из болот и нор поросших паутиной

интернет-кафе мышиная возня
спор в эфире паровозного сигнала
что ж вы граждане забыли про меня
передёргивая ночью одеяло

я обижусь запишусь в большевики
несогласным маршам пусть меня научат
там Шекспир идёт шаги его легки
как ударивший под дых несчастный случай

и взаимно продолжается война
мародёрством дедовщиной без отсрочки
отдохнувшего Шекспира не догнать
ни в ландо ни на четырнадцатой строчке


Раз, два, три - морская фигура, замри

Когда замирает морская фигура,
Как будто её написал Айвазовский,
Поёт неожиданно выбритый Шнуров
С БГ и Митьками в тельняшках матросских,

И тонет в квадратах Васильевский остров,
Куда умирать приходить не придётся –
Игра продолжается вечно – всё просто,
И облако тонет в кирпичном колодце,

Я тоже тону где-то между Литейным
И замком Михайловским цвета перчаток
Офелии (видно, в Фонтанке:) и тени
Ложатся строфой на глазную сетчатку.


***

Порядок промежуточных вещей
Не важен, если эндшпиль сыгран плохо.
Не вызывайте Гамлету врачей
В хронически больной его эпохе.

Накаркали – и сыр подорожал,
И в уши вместо яда льют фанеру,
И херувимы бьются на ножах
В отравленной эфиром атмосфере.

Там не поможет цейсовский прицел
Найти в дыму отечества полоний,
Но можно маску смерти на лице
Увидеть в косметическом салоне.

И мозга желатин не обмануть –
Всё катится в космические дыры.
Ты чувствуешь, как сдавливает грудь
Хитиновая суть пустой квартиры?


***

Нам, песчинкам озябшим, легко потеряться
В гравированных снах поредевших лесов.
Можно крикнуть в отчаянье «смейтесь паяцы!» –
Не ответит никто, и не скрипнет засов.

Постоим. Ветер лирой колёсной завоет.
Двести пасмурных дней насчитал я в году.
Молодая смола с терпким запахом хвои
Держит руку мою в этом тихом аду.

Каждый круг здесь имеет порядковый номер,
Здесь любовь предают с девяти до шести,
Здесь смешной Мандельштам от тоски чуть не помер,
Но ему помогли по-другому уйти.

Я не верю, что жребий нам выпал случайно,
И могильные чайки кричат неспроста.
О веснушках твоих, как о прошлом, скучаю
И грядущее вижу в осенних листах.

И над кронами ветер шумит, словно паром
Разогретый утюг обдаёт полотно.
Если верить в богов, то страданья недаром,
Но вверху – никого, только небо одно.


***

Плачьте, дети! Хлеб наш съела спорынья.
Заграница и начальство не спасёт.
Что начальство – у него своя семья:
Жемчуг мелок, мёд не сладок, то да сё.

И пойдём-то мы под окнами просить –
Это есть последний наш «особый путь».
Будут бабы, как на свадьбе, голосить;
Может, денег спонсор даст каких-нибудь;

Может, бог простит нам зависть, дурь и лень,
Манной с неба, как евреев, наградит,
Раз уж нет у нас порядка на земле,
И сплошная ипотека впереди.


Стихотворение о найденном в траве втором томе собрания сочинений А.С. Пушкина

Из гроба Пушкин протянул
Мне том второй своих собраний,
Так меч вручён был деве-Жанне,
Душой болевшей за страну.

Но что сей знак в лесной глуши,
Сей дар напрасный означает?
Быть может, от стези случайной
Предостеречь поэт решил?

И рифмой скрашивать глагол,
И воздух воровать не надо,
Когда чума на стогнах града
С детьми затеяла футбол,

Когда испуганный народ
Вбивает в уши комья ваты,
И невозможен без стигматов
Дословный сурдоперевод

Обычных слов. Какой там стих!
С его подкожным откровеньем…
Ты помнишь чудное мгновенье?
Ну, хоть одно? Спешишь? – прости.

Я стану рядом с детворой
На те смертельные ворота,
Сотру улыбку идиота
И спрячу в сердце том второй.


***

разбуженный щебетом птиц
мой малыш
пожёвывает губами
и смотрит на меня так
будто мы только что
разговаривали

хотя сейчас
в словарном запасе у него
всего два слова

а у меня одно
люблю


***

Возможно, здесь конец пути,
Не обозначенный кордоном:
Линялых листьев конфетти
И антрацит ночей бездонных.
Как мертвецы молчат дубы
В покрытых ржавчиной костюмах,
Несёт голландец в тихих трюмах
Всё то, что я хотел забыть:

Торговый ряд твоих имён,
Улыбок толстые журналы,
Вечерних век и глаз неон,
Артерий реки и каналы,
Впадающие в океан
Прикосновений наших крыльев –
Мы столько островов закрыли
И стёрли суверенных стран…

Ты в каждом облике права
Как прокурор зеркал, как осень.
Я все конверты разорвал,
Но ветер новые приносит –
Из фьордов, из прибрежных дюн.
Ты повторяешь: жизнь прекрасна,
Как юный Блок на стенке класса,
Всегда бледнеющий к дождю,

И возвращения урок
Мне преподносят расстоянья,
С тобой мы сцеплены в замок
Волной границы инь и яня,
Потерян ключ, молчит рояль,
Лишь отражения играют,
Я растворён в тебе до края,
А тот, что в зеркале, – не я.


***

В промежутке между сном и совестью
Стук часов особенно заметен.
Под подушку складываю повести,
Забывая лица на рассвете.
Слишком долго увлекался мифами,
Слишком мало сделать мог руками,
И в труде стахановски-сизифовом
Я как раз и есть упрямый камень.
И когда стою над этой бездною,
Понимаю: пропасть – не снаружи.
Отмирают клетки бесполезного
Вещества перед осенней стужей;
Пламя клёнов дьявольски обманчиво
Бередит покой нагретых комнат.
Помнишь, я серебряным был мальчиком?
Впрочем, я и сам уже не помню.
И пугает форма безвозвратности
И несовершенный вид глагола,
Оттого и множу неприятности
Разведённым в лужах алкоголем.
Мне давно смертельно нездоровится:
Сели батарейки от удушья.
Словно пауза, сыгранная Горовицем,
Тишина закладывает уши.
И теперь, когда уже не встретимся –
Всё равно, кто прав, а кто обижен.
Небеса всё вертятся и вертятся,
И вода забвения всё ближе.


***

Я состою из мела и воды
И потому однажды стану снегом,
И буду падать с расстоянья неба
Несмело на увядшие сады.

И почерневших веточек излом
Очертится моим прикосновеньем,
И женщина с младенцем на коленях
Засмотрится в оконное стекло,

Муаром занавесок заслоня
Всё лишнее, мешающее взгляду,
Она услышит сердце где-то рядом
И на ветвях почувствует меня.


***

В окружающей нас по соседству природе
Есть лягушки и черви – не ясно зачем,
Почему-то лиса на торфяниках бродит,
А за нею охотник с ружьём на плече.

Все друг другом питаются, плоть поедают,
Расщепляют молекулы жирных кислот,
Непонятный охотник в лисицу стреляет,
Происходит осечка – лисе повезло,

Но охотника ждёт дорогая невеста
Или просто любовница, или жена –
У неё на пальто приготовлено место,
Где лисы неподстреленной шкура нужна;

Закипает скандал на повышенных нервах,
Непонятный охотник стреляет в себя,
Под торфяной землёй в нём заводятся черви,
И лягушки червей поедают любя,

И лягушек любя поедает лисица –
Так угодно зоологам, чёрту, судьбе:
Если частью природы случилось родиться,
Значит ты для кого-то –
любимый
обед.


Ordnung

Есть сеть!
Вай фай.

Улыбка – бесплатно.

Стабильность,
Плюс властная вертикаль.

Когда-нибудь явится такой порядок,
что все перестанут сморкаться.

И мальчики в галстуках и нарукавных повязках
После фразы «свободная касса»
Начнут, наконец, говорить
«хайль!»


***

На Бронной улице, у входа
В Литературный институт
И в дождь, и в ясную погоду
Таджики милостыни ждут:

На мостовой в одеждах ярких -
Мамаша юная и сын,
И дорогие иномарки
Бензином дышат им в носы.

Чуть не споткнувшись о младенца,
Студент десятку подаёт -
Купил, наверно, индульгенцию
За словоблудие своё.

Они без злобы на машины
Глядят завистникам в пример,
А вот глаза у них большие,
Как буковки СССР.


Imago

Обжигает глаза синим пламенем небо февральское.
На бескрайних снегах фотография времени в профиль.
В ожиданье весны запасись акварельными красками
И терпеньем. И птицам почаще разбрасывай крохи.

Доживём: я во сне видел целое море подснежников,
Снегопад мотыльков, на рисованных эльфов похожих,
Я не знаю, зачем им нужны эти крылышки нежные –
До мечты не дотянешь, а так – только сердце тревожить.

Я не знаю, зачем эта музыка в зыбком сиянии,
Облака, словно белые рифы летучим голландцам,
Позабывшим о времени, стёршим масштаб расстояния,
И значения слов затаскавшим до яркого глянца.

Всё же дай мне понять, есть ли правда и смысл в пробуждении,
Или каждая бабочка – просто летающий кокон?..
Тень Набокова мечется в комнатах учреждения,
Выцветает крыло мотылька между сдвоенных окон.


***

поначалу казалось, что она его любит,
но стоило ему сесть за стол, за стихи –
она раздражалась, срывалась на грубость,
и все становилось на свои места.
каждый раз повторялась всё та же история,
от которой он порядком устал,
а ночью плакал смешно, как будто икал,
как будто можно любить консерваторию
из-за ковровых дорожек, буфета, зеркал.


Разговор с одноногим соседом

Здравствуй, Можейко! Где твоя молодость?
– Там, за рекой… ускакала в посёлок…

– Нет за рекой никакого посёлка,
Только овраги, орешник, да ёлки…

– Есть! Просто ты по нему не скучаешь.
Там и нога моя правая бродит, –
Так мы в больнице решили с врачами, –
В райских лугах. А костыли
Посадил в огороде.
Видишь две яблони – проросли!


***

Меняя краски потихоньку,
Как листики в календаре,
Рисует осень кистью тонкой
Узорчатые кроны древ.

В пейзаже строгом, лаконичном,
С неразличимостью мазка,
Стоит ноябрь - покой больничный, -
И доктора не отыскать.

И бесполезно ждать подмоги
И звать сестёр по именам.
Засыплет листьями дороги,
А дальше... дальше – тишина.

Снесут четыре капитана
Свой скорбный груз в больничный морг,
И кто-то скажет у экрана:
«И этот выстоять не смог»,

И ветер спутает узоры
И ветви жизненных путей,
Мы встретимся, быть может, скоро
В просторной вечной мерзлоте.

И чтобы ты не потерялась,
Я ход часов остановлю,
Как заклинанье повторяя:
Люблю, люблю, люблю, люблю.