Октябрь сорок первого года.

Патруль по Арбату идет.

И нет на вокзалы прохода.

И немец стоит у ворот.



И прусский полковник у Химок,

сглотнув торжествующий вопль,

как будто бы делая снимок,

навел на столицу бинокль.



А что же столица? 

      		Столица

глядит тяжело и темно,

как будто всех жителей лица

столица сплотила в одно.



Бредут от застав погорельцы,

в метро голосят малыши,

и вбиты железные рельсы

крест-накрест во все рубежи.



Нестройно поет ополченье,

соседи дежурят в черед,

и странное в небе свеченье

заснуть никому не дает.



...Но, смену всемирных коллизий

приблизив незримой рукой,

пехота сибирских дивизий

грядет, как судьба, по Тверской.



Но знает у ржевского леса

стоящая насмерть родня,

что в доме напротив МОГЭСа

к зиме ожидают меня.



Меня прикрывает столица,

меня накрывает беда.

И срок мой приходит - родиться

теперь - иль уже никогда.



Бьют пушки, 

      колеблются своды -

и время являться на свет!

Октябрь сорок первого года.

Назад отступления нет.