Передо мной трудный выбор: хочу написать что-то вроде рецензии, но непонятно, которому из двух «созданий» одного и того же лица отдать предпочтение. Фолианту под восемьсот страниц с несколько загадочным названием «Возвращение билета» и интригующим подзаголовком «Парадоксы национального самосознания». Или – огромному международному конгрессу «Русская словесность в мировом культурном контексте», который не мог бы состояться в декабре минувшего года, если бы не Фонд Достоевского, президентом которого является Игорь Волгин (коему, как уже мог догадаться читатель, и принадлежит названная выше книга).

Все-таки сначала – немного о конгрессе.

Не поленился, подсчитал. В Москву, в гостиницу «Космос» съехались посланцы Австрии, Англии, Австралии, Болгарии, Венгрии, Вьетнама, Германии, Голландии, Израиля, Испании, Италии, Китая, Мексики, Македонии, Польши, Румынии, Сербии и Черногории, Словакии, США, Финляндии, Франции, Швейцарии, Чехии... Из бывшего СССР: Армения, Белоруссия, Казахстан, Таджикистан, Молдавия, Узбекистан, Украина, Эстония...

Не стану перечислять традиционные научно-культурные центры России, пославшие в Москву своих представителей. Но не могу не упомянуть с удовлетворением об участии в конгрессе гостей из таких отдаленных точек нашей обширной державы, как Якутск, Сыктывкар, Ханты-Мансийск, Тюмень, Барнаул...

...Вообще говоря, с категорией парадокса мы столкнулись задолго до того, как на трибуну поднялся первый докладчик. Вдумаемся в тему «Русская словесность в мировом культурном контексте»... Не напоминает ли поначалу наполеоновский размах формулировки попытку одного небезызвестного персонажа объять всю Россию со всех точек зрения? Нет, я вовсе не против темы. Клоню совсем к другому. Кто тот «безумец», который замахнулся на такую тему?

По меньшей мере это должен быть ИМЛИ РАН со всеми многочисленными подразделениями и родственными академическими структурами. Но тот, кто знает реальное состояние дел в ИМЛИ (кстати, приведшее к смене руководства), тот сразу поймет утопичность такой гипотезы.

Так кто же замещает освободившуюся вакансию? Структура, никак не могущая претендовать на адекватное приближение к академической многомерности и обеспеченности штатным составом. Фонд, посвященный одному, пусть и крупнейшему, всемирно известному классику Достоевскому! Каков дерзновенный размах! По принципу: если не я, то кто же? Мы не можем ждать милостей от природы и так далее...

Но что такое, собственно говоря, Фонд? Это, конечно, в первую очередь его руководитель. В нашем случае – это профессор МГУ и Литинститута им. Горького Игорь Леонидович Волгин. А следом – его дружная команда, насчитывающая всего несколько человек. И вот эта горстка «безумцев» (или «безумиц», поскольку речь идет о хрупких представительницах прекрасного пола) огорила этот воистину космический объем работ, на осознание масштабов коего способен лишь тот, кто имеет или имел некоторое отношение к так называемой «оргработе». А ведь организация (я имею в виду не учреждение, а живой процесс реализации какого-то замысла) – это своего рода искусство (вспомним не модную ныне «Парижскую ноту», а подзабытый нынче, но набирающий мощные обороты в первые годы нэпа НОТ (научную организацию труда)).

И еще один момент, без учета которого не понять саму возможность осуществления этого гулливеровского проекта, скрывающуюся за официально прохладной формулировкой «при поддержке правительства Москвы». Я по корням своим нижегородец, работал в разных краях – и далеко от Москвы и даже – от России. И, возможно, лишь с сопоставительных позиций профессионально-организационного и простого житейского опыта можно в полной мере оценить могучий размах мэра Москвы, которого уважительно (но не с оттенком ли некоторой, пусть и невольной, уничижительности?) порой называют «хозяйственником». Нет. Юрий Михайлович Лужков и его люди не в меньшей мере преуспевают и в сфере духовного строительства, несмотря на то, что страна, как мы все прекрасно понимаем, переживает пока далеко не лучшие времена. Тем досаднее, что наши СМИ, и в первую очередь ТВ, как отмечали публично участники конгресса, отводили форуму времени, по известному грубоватому выражению, с гулькин нос. А чем забит ТВ-экран, об этом постоянно и вполне безуспешно трубит во все трубы интеллигенция. Сколько потерял экран от того, что зритель не увидел и не услышал блестящие импровизации Василия Аксенова, парадоксы Андрея Битова о «непрофессионализме» русской литературы, стихотворный памфлет Евгения Евтушенко о чудасиях нашей «КАК БЫ» жизни...

Остается лишь уповать на то, что люди, приехавшие в Москву из десятков городов, надолго сохранят в душе и сознании не только атмосферу праздника, великолепно организованного столицей, но и тот творческий заряд, который они получили в ходе «круглых столов», проходивших в переполненном зале и в более локальных секционных дискуссиях.

-----------------------------------------

Ну, а теперь о книге «вдохновителя и организатора» конгресса. О ней много добрых слов сказали и ведущий презентацию главный редактор «Континента» Игорь Виноградов, и директор Пушкинского дома Николай Скатов, и философ Георгий Гачев, и поэтесса Тамара Жирмунская... Но, показалось мне, в сжатых рамках выступлений далеко не в полной мере было раскрыто НЕЧТО, что зашифровано в подзаголовке («Парадоксы национального самосознания»).

А между тем в кратком и емком предисловии к книге сам автор, что называется, сразу берет быка за рога. Вспоминает относящийся к 1826 году (только что минул декабрь 25-го!) спор Пушкина с Карамзиным по поводу любимых «парадоксов историка»:

В его истории изящность, простота
Доказывают нам без всякого пристрастья
Необходимость самовластья –
И прелести кнута.

...Кстати, вспоминая знаменитое пушкинское «гений – парадоксов друг», невольно все же задаешься дополнительным вопросом: а так ли уж всегда парадокс – «друг гения»?

Необычные, своебытные особенности развития именно русского национального самосознания и делает автор главным (но не единственным) предметом своей книги.

Думается, многозначительный подзаголовок родился именно в волгинском сознании не случайно. Да потому, что и сам-то он, право же, человек-парадокс! И дело вовсе не в том, что он, профессор литературного вуза, по первоначальному образованию историк. (К примеру, за которым не надо ходить далеко, прекрасный поэт Вадим Рабинович, ведущий одного из круглых столов конгресса, кандидат химических наук и доктор философии.)

Дело не в записи в вузовском дипломе.

Игорь Волгин, с моей точки зрения, уникален вот в каком отношении. Дебютировал он как поэт и обратил на себя в этом качестве благосклонное внимание таких мэтров, как Павел Антокольский.

К работе же над Достоевским он обратился уже не просто как историк, а как архивист. Архивист – это первопроходец. Сам по себе архивный текст – это как бы «преддокумент». Документом в собственном смысле он становится лишь по мере включения в определенный исторический контекст. А возможности и формы включения архивных материалов в исследовательский сюжет весьма многообразны, а, случается, приводят даже к противоположным толкованиям.

Но вернемся к Волгину. Назовите мне стихотворца, пишущего о птичках и любви, который бы с горных высот поэтического вдохновения зарылся в архивные подземелья, чтобы дышать пылью столетий! Я лично что-то никого не припомню. (Разве только Пушкин, знакомившийся с материалами пугачевского бунта по казенной надобности.)

А достоевсковед И. Волгин, чьи труды о классике известны далеко за пределами отечества, впервые ввел в оборот интереснейшие документы, к примеру о «Дневнике писателя» (кстати, читатель найдет в «Возвращении билета» большой материал об этой уникальной журналистской инициативе знаменитого романиста).

Только тот, кто сам попротирал штаны в архивных хранилищах (мне лично приходилось делать это не один раз и дома, и за рубежом), поймет, какой музыкой звучат все эти РГАЛИ, РГБ, ИРЛИ, РГИА...

Некоторые из работ Игоря Волгина появлялись на страницах издания, в которое доступ получают только тексты самого высокого научно-академического уровня («Литературное наследство»). И вот тот же самый И. Волгин, оказывается, в течение 36 (!) лет вел поэтическую студию в МГУ под названием «Луч». В ней опробовали свои творческие голоса многие. «…Вот застывшая в памяти картина: набитая до отказа аудитория; чтение по кругу; споры, не утихающие до тех пор, пока ночной дежурный или уборщица не начнут осудительно заглядывать в дверь. За столом по правую руку от меня – дипломатичный и неизменно усмешливый староста Евгений Бунимович, чей несомненный поэтический дар неизменно мирно уживался с нерастраченным «административным ресурсом»… Вряд ли, однако, мы могли вообразить, что через какие-нибудь двадцать лет узрим его депутатом московской Думы, пекущимся обо всей столичной культуре. Он когда-то написал:

В пятидесятых – рождены,
В шестидесятых – влюблены,
В семидесятых – болтуны,
В восьмидесятых – не нужны.
Ах, дранг нах остен, дранг нах остен,
Хотят ли русские войны,
Не мы ли будем в девяностых
Отчизны верные сыны...

Пророчество, как видим, сбылось, хотя, быть может, не совсем в том виде, как замысливал автор…».

Вообще, думается мне, И. Волгин в современном литературном процессе – фигура уникальная. С равным успехом он умеет все: от сугубо академических исследований до чисто политической публицистики на злобу дня (но с дальним прицелом) и сочинений памфлетно-фельетонно-полемического характера. Отсюда – уникальная многожанровость его творчества. Отсюда же и дополнительная трудность для тех, кто рискнет писать о нем, потому что не избежать упреков: не охватил (как ваш покорный слуга) эссе о знаменитых поэтах, публицистический цикл переделкинских писем, заметок, печатавшихся на страницах «ЛГ», и многое другое.

Остановлюсь в заключение на одном любопытном сочинении, в котором скрупулезность чисто историко-литературного анализа органически сочетается с биографически-бытовым пластом исследования, выходами в историю религии и т.д.

Это исследовательское эссе «Не удостоенные света» (из ч. IV «Странные сближения»). Едва ли не эта глава в первую очередь просится на чемпионский пьедестал среди иных, чисто исследовательских сочинений о таких популярных ныне, если не сказать культово-модных, фигурах, как Булгаков и Мандельштам.

При внимательном чтении этого литературоведческого «детектива» отпадает всякое подозрение в попытках автора «отметиться» в ряду аналитиков престижного сюжета. Тут удивительно органично, словно по мановению волшебной палочки, стягивается воедино все: и проклятый булгаковский «квартирный» вопрос (оба классика какое-то время жили в одном доме), и сталинские звонки Пастернаку о Мандельштаме, и донос Ставского, вывезшего своего человека с Дальнего Востока, чтобы отдать ему квартиру поэта... Воистину, нарочно не придумаешь...

Все эти ипостаси, туго сплетающиеся в органичный узел единого сюжета, не могут быть результатом вспышки озарения. Они – итог длительного исследовательского поиска...

Надо ли оговаривать, что не все в книге И. Волгина принимаешь безоговорочно. У меня иное отношение, лишенное какой-либо снисходительности, к автору пасквильного «романа» «Чего же ты хочешь?» и руководимому им «Октябрю». Соответственно, я бы хотел, чтоб миниатюра о Лакшине, этом, бесспорно, выдающемся деятеле нашей культуры (и не только потому, что он был замом А. Твардовского по «Новому миру» и принимал удары по журналу на себя), переросла в достойный этого имени очерк.

Сложнее выглядит и реальная картина с динамикой творчества А. Солженицына. Оглушительно-феерический дебют не всегда подтверждался последующими шагами, что давало иным значительным писателям, как Владимир Максимов, повод говорить даже о сокрушительной неудаче «Красного колеса». От себя с убежденностью добавлю: недостойны масштабов личности этого художника попытки утвердить монополию своего «Я» на литературном Олимпе за счет вытеснения с него двух других классиков. Неумолимое время вернуло портрет одного из них на логотип «Литературной газеты». А предстоящее столетие другого, надо полагать, высветлит новые грани созданной им грандиозной эпопеи...

Книга «Возвращение билета» – томов премногих тяжелей. И в прямом смысле – тоже. Один из выступающих на презентации мельком посетовал, что ее нельзя читать в удобной позе – полулежа на диване. Она – продукт огромного труда, выражение аналитизма высочайшего класса.

Мы как-то все стесняемся высоких слов даже в тех случаях, когда они более чем уместны. Добавлю к сказанному: И. Волгин виртуозно владеет словом. Перед нами тот редчайший случай, когда можно исследовать эффект художественности научно-аналитического письма. Примеры – на любой странице.

Если бы довелось взвешивать фолиант И. Волгина на весах государственной премиальности, то, по моему убеждению, стрелка таковых явно бы склонилась в пользу соискателя...

Живем мы в стремительно меняющемся мире. Утешим на миг острую боль от невиданных дотоле людских потерь на курортах Востока, как результат природных катаклизмов. Но и события общественной жизни тоже заставляют по-новому воспринимать их. Гибнут сотни ни в чем не повинных детей в Беслане. Однако, с другой стороны, не пострадал ни один из сотен тысяч человек в ходе оранжевой революции, изменившей государственный строй крупной европейской державы...

Вопрос: так осталось ли что-то стабильное, что может служить опорой, к примеру, для авторитета нашей российской державы?

Выдающийся ученый Жорж Нива, прибывший в Москву из Швейцарии и, к слову, основавший в Берне Ломоносов-университет, сказал следующее: «Если в России начинают заботиться об укреплении положительного имиджа страны в глазах Запада, то у вас нет для этого более мощного оружия, чем русская культура».

Неужели, однако, надо обязательно жить за рубежом, чтоб осознать величие этой истины?

И осознают ли когда-нибудь ее в должной мере те наши многочисленные чиновники, которым это положено по штату и которые все же финансируют культуру по остаточному принципу?

Завершившийся конгресс вселяет некоторую надежду на поворот к лучшему.



«Книжная газета» № 1 (30), январь 2005. С. 26–27.